На основе проведённого анализа можно сделать следующие основные выводы.
1. Необычно название «Толковый словарь живого великорусского языка». Термин «толковый» по отношению к словарю впервые употребил Даль. Он шутил: словарь не оттого назван толковым, что, мол, получиться бестолковым, а оттого, что слова толкует, объясняет подробности значения слов и понятий. Использование слова «великорусского» вместо «русского» продиктовано тем, что Даль исключил из словаря украинское и белорусское наречия, церковный язык. Компонент «живой» в названии работы показывает, что в словарь вошли только бытующие в народной речи слова.
2. Труд Даля включает в себя 200 тысяч слов. Из них 80 тысяч слов он собрал самостоятельно. Примерно 120 тысяч слов и выражений он извлёк из предшествующих словарей. Но весь этот лексический материал Даль перенёс в свой словарь не механически: он переработал его и пополнил новыми данными. Подобного обширного собрания нет ни у одного народа в мире.
3. «Толковый словарь живого великорусского языка» не является собственно литературным или областным словарём. Он относится к общенациональному, общеязыковому типу словарей, отражающему разные формы русского языка: литературную разновидность языка, территориальные и социальные диалекты, просторечие. На основании этого, я сделала вывод, что лексикографическая концепция Даля заключается в следующем:
а) показать как можно шире лексическое богатство русского языка: не только слова письменного, книжного языка, но также стихию народно - разговорной речи с включением слов народных говоров, слов различных промыслов и ремёсел;
б) показать дух русского языка;
в) отобразить духовные и нравственные взгляды русского народа, черты его характера, обычаи и нравы.
Талант, трудолюбие, обширные знания, разносторонние умения, знакомство с особенностями жизни всех слоёв общества 19в. позволили В. И. Далю реализовать названные принципы – создать уникальный словарь, поражающий читателей глубиной содержания.
4. В словаре можно найти разнообразную информацию хозяйственного, промышленно-технического, военного, биологического, философского характера. Особенно ценным является огромное количества диалектных слов, потому что они отражают народный опыт в области материальной, общественной, культурной деятельности.
5. Отличительным признаком «Толкового словаря…» является гнездовой принцип представления материала. Внешне словарь строится по алфавиту, но родственные слова не отрываются одно от другого, «не томятся в одиночестве», они собраны в гнёзда.
Например, существительное МЛЕКО, МОЛОКО возглавляет большое гнездо, в нём около 50 слов. Здесь общерусские слова (МОЛОЧНЫЙ, МОЛОЗЕВО, МОЛОЧАЙ) и локальные слова (тверское МОЛОСТОВКА «молочный горшок», архангельское МОЛОКА «молочные снопы»). Тут же ряд устойчивых оборотов: МОЛОЧНАЯ ЛИХОРАДКА, МОЛОЧНЫЕ ЗУБЫ, МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ…
Гнездовой, «семейный» порядок организации словарного материала, по мнению В.И. Даля, способствует постижению духа языка.
Действительно, при таком расположении слов яснее их взаимные этимологические, семантические и словопроизводственные связи.
6. Неповторимо своеобразны у Даля и толкования слов. Он не просто стремился зафиксировать слово в определённом значении, привести к нему синонимический ряд или слова, более или менее сходные по семантике, но и дать описание реалии. При необходимости в словарных дефинициях даются исторический и этнолингвистический компоненты. Так, в словарной статье с заглавным словом САРАФАН указываются два его значения:
а) встарь - мужской долгий (то есть длинный) кафтан особого покроя;
б) женская русская одежда, безрукавая, с проймами для рук и с поясом.
Далее называются виды сарафанов: по покрою - однорядные, двурядные, закрытые, открытые, круглые (узкие), прямые, клинчатые, триклинки, расстегаи (распашные), шубки (московские), с рукавами, с проймами (с помочами), сборчатые, гладкие, с лифом, без лифа, новгородские;
по ткани - холщевики, дубленики, крашенники, пестрядинники, кумачники, китаечники, ситцевики, стамедники, суконники.
Здесь же сообщается о том, что «к сарафану всегда идёт поясок, а в праздничные иногда ещё вшивают тонкие, рубашечные рукава. Сарафан на застёжках спереди, саян, распашной или расстегай, едва ли ныне где - либо шьётся».
Можно сделать вывод, что по способу объяснения семантики слов, труд Даля занимает промежуточное место между филологическими (лингвистическими) и энциклопедическими словарями.
7. Всем способам толкования Даль предпочитал синонимический: «Передача и объяснение одного слова другим, а тем паче десятками других, конечно, вразумительнее всякого определения, а примеры ещё более поясняют дело».
Например, ПУТАТЬ - ВОРЧАТЬ, БРЮЗЖАТЬ; ПАНИБРАТ - РОВНЯ, КОРОТКИЙ ДРУГ, ПРИЯТЕЛЬ, ТОВАРИЩ; ПАТРИОТ - ЛЮБИТЕЛЬ ОТЕЧЕСТВА, РЕВНИТЕЛЬ О БЛАГЕ ЕГО, ОТЧИЗНОЛЮБ, ОТЕЧЕСТВЕННИК ИЛИ ОТЧИЗНИК.
8. В далевском словаре нет слова «полиглот», есть «язычник». Я считаю, что оно характеризует, прежде всего, его автора. В.И. Даль владел, кроме русского, такими славянскими языками, как украинский, белорусский, польский, изучал болгарский и сербский языки. Он знал германские (немецкий, английский), тюркские (татарский, башкирский, казахский) языки.
9. Даль приводит в словарных статьях много пословиц и поговорок. Например, глагол ВЕДАТЬ (знать): и не знавали и не ведывали мы такой напасти; хозяин не ведал, что гость не обедал; кто у нас обедает, тот нас и не ведает; ведайся свой со своим; ехала кума, неведомо куда.
Высокую оценку труда Даля не могут снизить недостатки, имеющиеся в словаре: ошибки в гнездовании, нечёткость толкования ряда слов. Объединение слов в гнёздах у Даля часто осуществлялось произвольно. Так, в одном гнезде оказывались слова ПРОСТОЙ и ПРОСТОР, УТОПИТЬ и УТОПИЯ, с другой стороны, в разные гнёзда попали слова ДИКИЙ и ДИЧЬ, ЗНАК и ЗНАЧОК, КРУГ и КРУЖИТЬ, МАЗАТЬ и МАСЛО.
Поднимая на щит престиж народной речи, Даль нередко впадал в крайность и принижал значение нормированного литературного языка. В истории я обнаружила эпизод его словесной полемики с поэтом Василием Андреевичем Жуковским. Даль предложил ему на выбор две формы выражений одной и той же мыли. Общелитературная форма выглядела так: « Казак седлал лошадь как можно поспешнее, взял товарища своего, у которого не было верховой лошади, к себе на круп и следовал за неприятелем, имея его всегда на виду, чтобы при благоприятных обстоятельствах на него напасть». На народном диалекте этот же смысл Даль выразил так: «Казак седлал уторопь, посадил бесконного товарища на забедры и следил неприятеля в назерку, чтобы при спопутности на него ударить». Однако, замечу, что таким языком можно говорить только с казаками, и притом о близких им предметах.
Не может удовлетворить нас и позиция Даля в отношении иноязычных слов. Он считал многие инородные слова «сухой прищепой» на живом теле родной речи. Включая иноязычные слова в свой словарь, он тщательно подыскивал, а порой и сам изобретал подходящие для них русские замены. Так, вместо ГОРИЗОНТ рекомендовалась целая серия русских синонимов: КРУГОЗОР, НЕБОЗЁМ, НЕБОСКАТ, ЗАВЕС, ЗАКРОЙ, ОЗОР, ОВИДЬ.
Бракуя французское слово ПЕНСНЕ, Даль придумал для него забавную замену - НЕСОХВАТКА, а вместо слова ЭГОИСТ предлагал САМОТНИК, СЕБЯТНИК. Разумеется, эти искусственные слова не прижились в нашем языке.
Нужно отметить и слабость грамматических комментариев. Здесь характерны слова самого Даля: « С грамматикой я исходни был в каком-то разладе, не умея применять её к нашему языку и чуждаясь не только по рассудку, сколько по какому-то тёмному чувству, чтобы она не сбила с толку».
Конечно, этот интересный и информативный словарь не может быть использован как справочник по современному русскому языку: он отражает состояние языка 19 столетия. С тех пор значения многих слова изменились. Словарь не свободен от неточностей, связанных с лингвистическими взглядами автора. Поэтому популярные в наше время отсылки («как сказано в словаре Даля…») не всегда уместны.
Я считаю, что ценность словаря Владимира Ивановича Даля со временем не уменьшается - это неисчерпаемая сокровищница для тех, кто интересуется историей русского народа, его культурой и языком.